Есть ли пределы толкования Верховным Судом норм Гражданского кодекса?

Когда я увидел на сайте zakon.kz  статью судьи Верховного Суда РК Д.А.Тумабекова  «Нормативное постановление Верховного Суда Республики Казахстан как уникальный механизм судебной практики и совершенствовании  закона»  (https://www.zakon.kz/4817215-normativnoe-postanovlenie-verkhovnogo.html), я обрадовался.

Я думал, что теперь можно будет завязать научную дискуссию с тем, чтобы прояснить до конца правовую природу нормативных  постановлений Верховного суда РК. Однако прочитав статью, я испытал разочарование, ибо в статье не было как такового обсуждения темы, постановленной в моей предыдущей статье. Все свелось к нападкам лично на меня  и повторение все тех же аргументов о ничтожных и оспоримых сделках.

Поэтому прежде чем перейти к теме статьи, я вынужден ответить  на эти обвинения.

1. Во избежание недомолвок, я приведу первое обвинение полностью:

«По мнению автора публикации, нормативное постановление противоречит нормам пункта 1 статьи 157 Гражданского кодекса Республики, согласно которой, как считает профессор (привожу дословно): «сделка может  быть признана недействительной только судом по иску заинтересованных лиц, надлежащего государственного органа либо прокурора».  Отсюда вывод: «нормативное постановление прямо противоречит статье 157 ГК, предусматривающий только судебный порядок признания сделки недействительной».

С этими выводами можно было бы согласиться, если бы не одно «но».

Дело в том, что диспозиция  названной нормы кодекса, не содержит прямого указания в виде словесного обозначения «только судом». В пункте 1 статьи 157 Гражданского кодекса Республики Казахстан (далее - ГК) предусмотрено: «при нарушении требований, предъявляемых к форме, содержанию и участникам сделки, а также к свободе их волеизъявления, сделка может быть признана недействительной по иску заинтересованных лиц, надлежащего государственного органа либо прокурора».

Как видите, назвать эту норму императивной, при всем желании  просто не возможно и поэтому делать вывод о несоответствии  закону содержания нормативного постановления на одном лишь основании в виде искаженного текста диспозиции нормы закона, по меньшей мере, не корректно».

Во-первых, я вынужден разочаровать господина Д.А. Тумабекова. Пункт 1 ст. 157 ГК все-таки является императивной нормой. Как известно, все правовые нормы делятся на императивные и диспозитивные. К диспозитивным в соответствии с п.1 ст. 382 ГК относятся такие нормы, которые действуют, если соглашением сторон не установлено иное. Следовательно, все остальные нормы являются императивными (п.1 ст. 383 ГК).

Во-вторых, обвинение в искажении смысла п.1 ст. 157 ГК фактически один в один повторяет аналогичное  утверждение, высказанное профессором А.Г. Диденко[1].

Поэтому я вынужден проанализировать высказывания не только Д.А. Тумабекова, но и  А.Г.Диденко.

А.Г.Диденко попутно обвиняет меня в демонстрации эрудиции и начетничестве, выражающемся в слишком обильном использовании цитат и сносок из работ «времен очаковских  и покоренья  Крыма». Действительно, на протяжении своей долгой научной жизни я привык при выработке своего мнения по какой-либо проблеме опираться по возможности на весь научный багаж своих предшественников. Я считаю, что без глубокого изучения юридической литературы по исследуемому вопросу нельзя провести любое серьезное научное исследование. Что же касается А.Д. Диденко, то, судя по тому, что в подтверждение своих обвинений он привел очередную цитату из Фауста, складывается впечатление, что он черпает свои аргументы не из юридической литературы, а из поэтической произведений Гете и Шекспира. Поэтому и результат у него получается не юридический, а поэтический.

Недаром в качестве основного аргумента  А.Г.Диденко нарисовал яркий художественный образ, как я, дрожа от страха, стою перед зарубежными судьями, опровергая школьную логику процессуального противника лишь молитвенным цитированием ст.157 ГК и заклинаниями[2].

Меня эти художественные образы мало трогают. Я  предпочитаю все же использовать не поэтические аргументы. а юридические источники. Поэтому я еще раз вынужден огорчить профессора А.Г. Диденко, ибо собираюсь раскрыть содержание п.1 ст. 157 ГК с помощью теоретического анализа проблемы с использованием достаточно широкого круга авторитетов в области теории права.

В нашем случае речь идет о толковании права. В теории права это достаточно разработанная проблема. Классической для теории юридического  позитивизма является утверждение, что толковаться должна воля (мысль) законодательства, то есть то, что он сказал или хотел сказать[3].

Поэтому в учебниках по теории права толкование права нередко определяется как выявление, установление подлинного смысла всего того, что законодатель вложил в норму права, хотя и не очень удачно изложил в словесной формулировке[4]. Утверждается также, что основные задачи толкования заключаются в установлении воли законодателя[5], что это процесс, направленный на установление точного смысла предписаний правовых норм, заложенного правотворческим органом[6].

В теории права выделяют пять основных способов толкования права: грамматический (языковой), логический, специально-юридический, систематический, исторический (или социально-исторический)[7].

В соответствии со ст. 6 ГК в теории гражданского права уделяется особое внимание толкованию в соответствии с буквальным значением их словесного выражения  (что соответствует грамматическому способу толкования), системному толкованию (что соответствует систематическому способу) и толкованию с учетом исторических условий (что соответствует историческому способу)[8].

В другом казахстанском учебнике гражданского права  по способу  толкования выделяются историческое, грамматическое и систематическое толкование[9].

С учетом сказанного проведем толкование п.1 ст. 157 ГК:

«1. При нарушении требований, предъявляемых к форме, содержанию и участникам сделки, а также к свободе их волеизъявления, сделка может быть признана недействительной по иску заинтересованных лиц, надлежащего государственного органа либо прокурора».

Если применить грамматический способ толкования, мы можем констатировать, что сделка может быть признана недействительной по иску ряда субъектов, перечисленных в статье. По иску это значит - только судом. А.Г.Диденко и Д.А. Тумабеков трактуют слова «может быть» таким образом, что сделка может быть признана недействительной судом, а может быть признана таковой и без суда, в силу закона. Однако допустимо и более правильно, на мой взгляд, другое толкование: сделка может быть признана недействительной только по иску, то есть судом, и только судом.

Далее применим логический и систематический способы толкования.

Прежде всего возникает вопрос: что понимается в п.1ст. 157 ГК под термином «сделка»? Понятие «сделка» сформулировано в ст. 147 ГК и под сделкой понимаются действия, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских правоотношений.

В п.1 ст. 157 ГК говорится о всех сделках. Там нет упоминания о том, что какая-то часть сделок может быть признана недействительной помимо решения суда.

Мы можем, конечно, теоретически назвать какую-то часть сделок ничтожными, какую-то часть оспоримыми, но с юридической точки зрения это не имеет никакого значения, ибо в соответствии с п.1 ст. 157 ГК сделка может быть признана недействительной только по иску субъектов, в ней указанных. Пока суд не признает сделку недействительной, она будет считаться действительной. Других вариантов п.1 ст. 157 ГК не предусматривает.

Если применить систематический способ толкования, мы обнаружим, что в п.1 ст. 157 ГК перечислены все возможные виды нарушений требований, предъявляемых к сделкам. Нарушение требований к форме, содержанию, участникам сделки, свободе волеизъявление – это все возможные виды нарушений. Это не основания признания сделки недействительной, основания раскрываются в последующих статьях. Это полный перечень нарушений, приводящих к признанию сделки недействительной.

Если говорить о воле законодателя, то если бы он хотел выделить какую-то часть сделок в качестве ничтожных, он бы так и сделал. Но в ГК РК нет понятия ничтожных и оспоримых сделок. Так что Верховный Суд РК, вводя такие понятия, взял на себя функции законодательного органа, в качестве которого может выступать только Парламент, и практически вступил в противоречие с Гражданским кодексом РК.

И наконец, исторический способ толкования норм ГК, то есть выявление тех исторических условий в которых принимался ГК.

Проект ГК готовился рабочей группой под моим руководством. Мы с профессором Ю.Г. Басиным участвовали в разработке Модельного кодекса стран СНГ и были прекрасно осведомлены о наличии в нем деления недействительных сделок  на ничтожные и оспоримые. Тем не менее Ю.Г. Басин предложил не включать эти понятия в ГК на том основании, что все равно для признания любой сделки недействительной необходимо решение суда, иначе будет много злоупотреблений. Мы согласились с его мнением и записали в проекте ГК именно то, что в нем и было закреплено.

Так получилось, что по разделу ГК о недействительных сделках ни в Правительстве, ни в Парламенте не было особых замечаний, так что глава о недействительных сделках была принята именно в том виде, как мы ее сформулировали.

Так что можно предположить, что нашей группе разработчиков удалось выразить волю законодателя. И эта воля заключалась именно в отрицании деления недействительных сделок на ничтожные и оспоримые. И как разработчики ГК мы всегда и везде утверждали и доказывали, что в ГК РК нет такого деления недействительных сделок.

Подтверждение этого вывода можно найти и в статье Д.А. Тумабекова. Он приводит мое высказывание, сделанное в 2004г., когда я писал, что мы сделали ошибку, закрепив положение о том, что любая сделка может быть признана недействительной только по решению суда, и считал необходимым ввести в ГК понятия ничтожных и оспоримых сделок.

Это означает, что и в 2004 г., и сейчас я считал и считаю, что в ГК РК нет понятия ничтожных сделок, и что любая сделка может быть признана недействительной только судом. Просто сейчас после серьезного и тщательного анализа правовой природы недействительных сделок (это то, что А.Г. Диденко назвал начетничеством) я пришел к выводу, что введение понятие ничтожной сделки в ГК РК принесет большой вред в виду отсутствия четких критериев разграничения ничтожных и оспоримых сделок.

А.Г. Диденко пытается указать нам, как понимать п.1 ст. 157 ГК. Однако в силу того, что в 1994 г. он отказался участвовать в разработке проекта ГК, хотя первоначально был включен в состав группы разработчиков, он не может знать о всех деталях обсуждения и принятия той или иной статьи ГК. Поэтому с точки зрения исторического метода  толкования права его критические высказывания в адрес ГК (что он очень любит делать) выглядят критиканством и искажением реальных намерений законодателя.

2. Второе обвинение, которое предъявил мне Д.А. Тумабеков, заключается в следующем. Привожу дословно:

«В качестве второго обоснования своих утверждений, господин Сулейменов М.К. приводит следующее, привожу  дословно: «Во время проведения научно-практической конференции о недействительных сделках (май 2016г.), судьи Верховного Суда заявили, что нормативные постановления Верховного Суда находятся вне иерархии нормативных правовых актов и поэтому могут корректировать нормы Гражданского кодекса».

Не знаю, откуда автор взял подобные утверждения. Судьи, как участники этой конференции, не говорили таких слов, хотя бы потому, что тема конференции, а в частности тема их выступлений, не касалась статуса нормативного постановления Верховного Суда Республики Казахстан. Более того, сам господин Сулейменов М.К. не присутствовал при выступлении докладчиков конференции, если не считать момент открытия конференции, которая в последующем проходила и закрылась без его участия».

Действительно, по причине болезни я вынужден был уйти с конференции. Но я был в курсе всего происходящего там. По поводу данного обвинения могу сказать следующее.

Во-первых, об этих высказываниях мне заявили все участники конференции, (в том числе иностранные) с кем я беседовал: кто с возмущением, кто - просто констатируя факт.

Во-вторых, есть аудиозапись выступлений Д.А. Тумабекова и М.Т. Алимбекова (бывший Председатель Верховного Суда РК, ныне Председатель Карагандинского областного суда). Я внимательно прослушал аудиозапись.

Так вот, на прямой  вопрос, можно ли изменять законы нормативными постановлениями Верховного Суда РК, Д.А. Тумабеков дословно ответил следующее:

«Нормативные постановления Верховного Суда в соответствии с Конституцией РК имеют силу действующего права, но не являются законодательным актом и в силу требований Закона о нормативных правовых актах находятся вне иерархии законов, это означает, что они входят в ту иерархию законов, нормы которого мы толкуем, поэтому я не вижу тут каких-либо нарушений».

Не совсем понятно и запутанно, но смысл ясен: нормативное постановление Верховного Суда – это действующее право, находится вне иерархии законов, входит в ту иерархию закона, который оно толкует (то есть приравнивается к этому закону), поэтому нарушений в том, что нормативное постановление изменяет закон (в данном случае ГК), нет.

А господин Алимбеков на аналогичный вопрос, какие правовые основания есть для того, чтобы нормативным постановлением вводить не закрепленную в ГК классификацию недействительных сделок на ничтожные и оспоримые, ответил дословно следующее:

«Нормативное постановление – это синтез правовой позиции судов по конкретным делам. И оно утверждается и основано на том, что Конституция, в виде нормативных постановлений, устанавливает какие-то моменты. Я так думаю. Закон находится в постоянной динамике и законодатель, исходя из конкретного нормативного постановления, корректирует в целом закон. В процессе изучения нормативного постановления об этом также сказано, что, допустим, постановления Конституционного Совета, в статье 4 Конституции указано, что он тоже относится к действующему праву. Поэтому мы говорим, что позволительно так рассуждать, что нормативное постановление находится по рангу как интерпретирующий документ того закона, который интерпретируется. Поэтому я полагаю, что нормативное постановление с одной стороны, толкового характера документ, с другой стороны – это документ, который при принятии решения вводит единый судебный подход. Потому что оно позволит уменьшать судейское усмотрение».

Здесь сказано еще более непонятно и запутанно. Но мысль ясна: в соответствии с Конституцией законодатель в конкретном нормативном постановлении Верховного Суда корректирует закон. И это нормативное постановление приравнивается к закону, который оно интерпретирует.

В-третьих, утверждение, что нормативное постановление может корректировать нормы ГК, содержится в самой статье Д.А. Тумабекова. Он пишет:

«Поскольку нормативное постановление Верховного Суда  Республики Казахстан, по правилам статьи 4 Конституции Республики Казахстан, имеет силу действующего права, суды получили нормативное обоснование в правоприменительной практике при оценке определенных обстоятельств, а также толкования отдельных норм закона.

Кроме того, нормативное постановление позволит судам проявить активную позицию, в условиях равноправия и состязательности сторон, при разрешении вопросов процессуального характера и применения норм материального права.

Противники высказанной мной позиции, обосновывают свои возражения тем, что в действующем законодательстве отсутствует понятие деления недействительных сделок на ничтожные и оспоримые. В законе отсутствуют такие термины как «ничтожная сделка» и «оспоримая».

Однако сторонники такого мнения не принимают во внимание то, что эти термины являются терминами действующего права и вполне применимы при разработке и принятии нормативного постановления»

Я думаю, комментарии здесь излишни. По мнению Д.А. Тумабекова, то, что эти термины отсутствуют в ГК, не имеет никакого значения. Зато они присутствуют в действующем праве, то есть в Нормативном постановлении Верховного Суда РК. Поэтому  ГК можно просто проигнорировать (или подкорректировать).

Я вынужден был подробно  остановиться на этих двух обвинениях, потому что вслед за этим господин Д.А. Тумабеков  заявляет буквально следующее:

«Учитывая изложенное, думается, дискутировать на тему, которая была затронута в статье, теряет всякий смысл».

То есть таким образом он изящно ушел от дискуссии о правовой природе нормативных постановлений Верховного Суда РК.

И в дальнейшем у него идут общие рассуждения о необходимости введения разграничения недействительных сделок на ничтожные и оспоримые со ссылками на высказывания иностранных участников конференции по недействительным сделкам.

То есть сам этого, возможно, не заметив, господин Д.А. Тумабеков совершил подмену понятий. Вместо того, чтобы анализировать правовую природу нормативных постановлений Верховного Суда РК и их соотношение с ГК, он стал пропагандировать необходимость включения в ГК деления сделок на ничтожные и оспоримые по примеру Германии, России и других стран. Это разные вещи, и с темой моей статьи это никак не связано.

На мой взгляд, необходимо четко разграничивать две проблемы:

1)включение в ГК деления недействительных сделок на ничтожные и оспоримые. Я считаю  это нецелесообразным и вредным;

2) право Верховного Суда РК корректировать ГК, вводя нормативным  постановлением понятия ничтожных и оспоримых сделок, которые не существуют в ГК. Я считаю, что это противоречит не просто  законодательству, но и основам правопорядка в Республике Казахстан.

В статье Д.А. Тумабекова эти две проблемы смешиваются, что не позволило ему разобраться ни с одной из них.

Что же касается ответа на вопрос, поставленный в заголовке статьи, то ответ на него я дал в своей предыдущей статье, которую пытался раскритиковать господин Д.А.Тумабеков. Для меня совершенно ясно,что нормативное постановление Верховного Суда – это акт толкования закона. И при толковании закона Верховный Суд не вправе выходить за пределы норм этого закона, устанавливать какие-то новые нормы, противоречащие этому закону, а тем более корректировать его.

  

   

 

   

 

 

 

   

 

 

 

 

ВВЕРХ Печать • Сохранить в PDF